Стихотворения (1924) - Страница 12

Который москит
                             и который мускат,
и кто персюки́
                        и персики?
И вдруг вопьешься,
                                   любовью залив
и душу,
             и тело,
                         и рот.
Так разом
                  встают
                               облака и залив
в разрыве
                   Байдарских ворот.
И сразу
              дорога
                           нудней и нудней,
в туннель,
                  тормозами тужась.
Вот куча камня,
                           и церковь над ней —
ужасом
              всех супружеств.
И снова
               почти
                         о скалы скулой,
с боков
              побелелой глядит.
Так ревность
                        тебя
                                 обступает скалой —
за камнем
                   любовник бандит.
А дальше —
                       тишь;
                                 крестьяне, корпя,
лозой
           разделали скаты.
Так,
       свой виноградник
                                      по́том кропя,
и я
      рисую плакаты.
Пото́м,
            пропылясь,
                                проплывают года,
труся́т
            суетнею мышиной,
и лишь
            развлекает
                                семейный скандал
случайно
                 лопнувшей шиной.
Когда ж
              окончательно
                                       это доест,
распух
            от моторного гвалта —
— Стоп! —
                    И склепом
                                       отдельный подъезд:
— Пожалте
                    червонец!
                                       Ялта.

ЯЛТА — «СЕВАСТОПОЛЬ»

Пустяшный факт —
                                  а вот пожалте!
И месяцы
                  даже
                           его не истопали.
С вечера
                 в Ялте
ждал «Севастополя».
Я пиво пил,
                    изучал расписание,
охаживал мол,
                          залив огибающий,
углублялся
                    в круги
                                 для спасания
погибающих.
Всю ночь прождали.
                                    Солнце взвалив,
крымское
                 утро
                         разинулось в зное.
И вот
          «Севастополь»
                                      вылез в залив,
спокойный,
                    как заливное.
Он шел,
              как собака
                                 к дичи подходит;
вползал,
               как ревматик
                                      вползает на койку.
Как будто
                 издевается пароходик,
на нас
           из залива
                            делая стойку.
Пока
         прикрутили
                             канатом бока,
машина
              маслом
                            плевалась мило.
Потом
            лебедкой
                             спускали быка —
ревел,
           возможно
                             его прищемило.
Сошел капитан.
                           Продувная бестия!
Смотрел
                на всё
                           невинней овцы.
Я тыкал
              мандат,
                           прикрывая
                                              «Известия»
и упирая
               на то, что «ВЦИК».
Его
       не проведешь на мандате —
бывали
             всякие
                         за несколько лет!
— Идите
                направо,
                               червонец дайте,
а вам
          из кассы
                          дадут билет.—
У самого лег
                       у котла
                                    на наре.
Варили
             когда-нибудь
                                    вас
                                          в самоваре?
А если нет,
                   то с подобным неучем
нам
       и разговаривать не о чем.
Покойнице
                   бабушке б
                                      ехать в Батум —
она — так да́ —
                            недурно поспа́ла бы.
В поту
бегу
        на ветер палубы.
Валялась
                 без всяких классов,
горою
           мяса,
                     костей
                                 и жира,
разваренная масса
пассажиров.
А между ними
                          две,
                                  в моционе,
оживленнейшие дамочки.
Образец —
                     дореволюционный!
Ямки и щечки,
                         щечки и ямочки.
Спросил капитана:
                              — Скажите, как звать их?
Вот эти вот
                     две