Стихотворения (1924) - Страница 7

               чтоб в уголочках
                                           не откнопились кнопки!
Одни
          стихи
                    и лезут на ум.
Бубнит
             не хуже
                            дрессированного попки.
Особенно
                  если лунища
                                        припустит сиять —
сидит
          и млеет,
                         не сводя глаз:
ни дать ни взять
иконостас.
Ставлю вопрос
                           справедливый,
                                                      но колкий:
— Деточка,
                    чем вы лучше
                                             кухарки-богомолки?
Хуже ангела,
                       скулящего
                                          в божьем клире?—
Душу
          разъедает
                              бездельник-лирик!

Каждую мелочь
                             мерь!
Держи
             восторгов елей!
Быт
        не прет в дверь.
Быт
        ползет
                     из щеле́й!
Затянет
               тинкой зыбей,
слабых
              собьет с копыт.
Отбивайся,
                    крепись,
                                    бей
быт!

ДВА БЕРЛИНА

Авто
         Курфюрстендам-ом катая,
удивляясь,
                   раззеваю глаза —
Германия
                 совсем не такая,
как была
                год назад.
На первый взгляд
общий вид:
в Германии не скулят.
Немец —
                  сыт.
Раньше
               доллар —
                                  лучище яркий,
теперь
             «принимаем только марки».
По городу
                   немец
                               шествует гордо,
а раньше
                 в испуге
                                тек, как вода,
от этой самой
                         от марки твердой
даже
          улыбка
                       как мрамор тверда.
В сомненьи
                      гляжу
                                 на сытые лица я.
Зачем же
                  тогда —
                                 что ни шаг —
                                                         полиция!
Слоняюсь
                   и трусь
                                по рабочему Норду.
Нужда
            худобой
                           врывается в глаз.
Толки:
            «Вольфы…
                                 покончили с голоду…
Семьей…
                  в каморке…
                                       открыли газ…»
Поймут,
              поймут и глупые дети,
если
         здесь
                    хоть версту пробрели,
что должен
                     отсюда
                                  родиться третий —
третий родиться —
                                   Красный Берлин.
Пробьется,
                     какие рогатки ни выставь,
прорвется
                   сквозь штык,
                                      сквозь тюремный засов.
Первая весть:
                          за коммунистов
подано
             три миллиона голосов.

ЮБИЛЕЙНОЕ

Александр Сергеевич,
                                разрешите представиться.
                                                                    Маяковский.

Дайте руку!
          Вот грудная клетка.
                                        Слушайте,
                                                  уже не стук, а стон;
тревожусь я о нем,
                                  в щенка смирённом львенке.
Я никогда не знал,
                                что столько
                                                     тысяч тонн
в моей
             позорно легкомыслой головенке.
Я тащу вас.
                    Удивляетесь, конечно?
Стиснул?
                 Больно?
                                 Извините, дорогой.
У меня,
              да и у вас,
                                в запасе вечность.
Что нам
               потерять
                                часок-другой?!
Будто бы вода —
                               давайте
                                              мчать болтая,
будто бы весна —
                                 свободно
                                                  и раскованно!
В небе вон
                    луна
                             такая молодая,
что ее
           без спутников
                                   и выпускать рискованно.
Я
    теперь
                 свободен
                                   от любви
                                                    и от плакатов.
Шкурой
              ревности медведь
                                                лежит когтист.